Грозовой перевал - Страница 52

15

Прошла еще неделя, и я на много дней приблизился к выздоровлению и к весне! Теперь я знаю всю историю моего соседа — в несколько присестов, в часы, урываемые от более важных занятий, ключница довела свою повесть до конца. Буду продолжать собственными ее словами, только более сжато. В общем, она отличная рассказчица, едва ли я мог бы улучшить ее слог.

— Вечером, — рассказывала она, — то есть на исходе того дня, когда я побывала на Грозовом Перевале, — я знала наверное, как если б видела его воочию, что мистер Хитклиф где-то здесь, поблизости, и я остерегалась выходить, потому что его письмо еще лежало у меня в кармане, и не хотела я, чтоб меня опять стращали и мучили. Я решила не отдавать письма, пока мистер Линтон куда-нибудь не уйдет, потому что я не могла угадать наперед, как оно подействует на Кэтрин. Прошло три дня, а оно все еще не попало к ней в руки. Четвертый день пришелся на воскресенье, и, когда все у нас пошли в церковь, я отнесла письмо в комнату больной. Оставался только еще один лакей, который охранял со мною дом, и, пока шла служба, мы обыкновенно держали двери на запоре. Но на этот раз погода была такая теплая и приятная, что я раскрыла их настежь; а чтоб верней исполнить свою задачу, я — зная, кто может прийти, — сказала лакею, что госпоже очень захотелось апельсинов, так пусть он сбегает в деревню и раздобудет хоть несколько штук — заплатим, мол, завтра. Он ушел, и я поднялась наверх.

Миссис Линтон сидела, как всегда, в свободном белом платье, с легкой шалью на плечах в нише раскрытого окна. Ей в начале болезни подстригли ее густые и длинные волосы, и теперь она убирала их в простую прическу с естественными локонами на висках и на шее. Внешний облик ее изменился, как я сказала Хитклифу; но когда она бывала тиха, в изменившихся чертах ее чудилась неземная красота. Огонь в ее глазах сменила мягкая, мечтательная грусть; создавалось впечатление, что они не глядят на окружающее: взор их, казалось, был устремлен всегда вперед — далеко-далеко, вы сказали бы, в нездешний мир. И бледность лица (теперь, когда она поправилась и пополнела, оно уже не казалось изнуренным), и странное его выражение, вызванное умственным расстройством, — все это, хоть и выдавало печальную свою причину, было все-таки трогательно и пробуждало еще больше участия к ней. В моих глазах и, думается, в глазах каждого, кто ее видел, эти признаки неизменно опровергали всякое существенное доказательство выздоровления и налагали на нее печать обреченности.

Раскрытая книга лежала перед ней на подоконнике, и еле уловимый ветерок время от времени переворачивал страницы. Я думаю, книгу положил здесь Линтон, потому что Кэтрин никогда не пробовала развлечься чтением или другим каким-либо делом, и господин убил немало времени, пытаясь занять ее внимание чем-нибудь таким, что раньше ее интересовало. Она понимала его намерение и, если бывала в добром настроении, спокойно сносила его старания и только давала понять, что они бесполезны, подавляя изредка усталый вздох и пресекая их наконец поцелуем и самой печальной улыбкой. В других случаях она, бывало, нетерпеливо отвернется и закроет руками глаза, а то и злобно оттолкнет Эдгара: и тогда он уходил и оставлял ее, потому что знал, что ничем не поможет.

Еще не отзвонили колокола гиммертонской церкви, и доносился из долины мягкий ласкающий шум полноводного ручья. Весною рокот ручья был приятной заменой еще не народившемуся шелесту листвы, который летом, когда деревья одевались зеленью, заглушал эту музыку в окрестностях Мызы. На Грозовом Перевале шум ручья всегда был слышен в тихие дни после сильного таяния или в пору непрестанных дождей. Кэтрин, слушая его, думала о Грозовом Перевале, если только она вообще о чем-либо думала и что-нибудь слушала; у нее был все тот же отсутствующий, блуждающий взгляд, и, казалось, она едва ли узнает окружающее посредством зрения или слуха.

— Вам письмо, миссис Линтон, — сказала я, бережно вкладывая листок в ее руку, покоившуюся на колене. — Вы должны прочитать его сейчас же, потому что требуется ответ. Хотите, я взломаю печать?

— Да, — ответила она, глядя по-прежнему вдаль. Я распечатала письмо, оно было совсем коротенькое.

— А теперь, — продолжала я, — прочтите.

Она отняла руку, и письмо упало. Я подняла его, положила ей на колени и ждала, когда ей вздумается глянуть вниз; но она так долго не опускала глаз, что я в конце концов снова заговорила сама:

— Прочитать вам, сударыня? Оно от мистера Хитклифа.

Ее лицо дрогнуло, отразив смутный отсвет воспоминания и мучительную попытку собраться с мыслями. Затем она взяла в руки листок и, казалось, пробежала его взглядом; и когда увидела подпись, вздохнула. Но все же я поняла, что написанное не дошло до нее, потому что на мое пожелание услышать ответ она только указала на подпись и остановила на мне печальный и жадно-пытливый взгляд.

— Он хочет вас видеть, — сказала я, угадав, что ей нужен толкователь. — Сейчас он в саду и с нетерпением ждет, какой я принесу ему ответ.

Еще не досказав, я увидела, как внизу большая собака, лежавшая на солнышке в траве, наставила уши, точно собираясь залаять, потом опустила их и завиляла хвостом, возвещая приближение кого-то, кто не был для нее чужим. Миссис Линтон наклонилась вперед и слушала, затаив дыхание. Через минуту в передней послышались шаги. Распахнутая дверь оказалась слишком сильным искушением для Хитклифа, он не устоял и вошел: возможно, он думал, что я отступилась от своего обещания, и потому решил положиться на собственную отвагу. Кэтрин глядела неотступно и жадно на дверь в коридор. Гость ошибся было комнатой; она кивнула мне, чтобы я впустила его, но, раньше чем я дошла до порога, он отыскал нужную дверь и мгновением позже был рядом с Кэтрин и сжимал ее в объятиях.